Итак, более пятнадцати лет нынешние государственники ведут российское сельское хозяйство по «особому российскому пути», отдавая приоритеты крупномасштабным формам производства и тормозя развитие фермерского сектора. Но к чему привели их старания и усилия? Этот вопрос ныне волнует всех в Российском обществе: и крестьян, и горожан, и власть предержащих, и оппозицию. Разные ответы звучат.
Представители власти в конце 2014 года сообщили обществу о сельскохозяйственных победах: зерна собрали рекордно много - за сто миллионов тонн, больше предыдущих лет накопали картошки, по мясу птицы приблизились к заветному рубежу самообеспечения, очередной прирост свинины дали построенные в последние годы свинокомплексы и даже, кажется, приостановилось сокращение поголовья коров. Эти факты берутся из официальной статистики. Считается, что они правдивы. Правда, до восстановления уровня сельхозпроизводства 1990 г. пока ещё не близко. Но высокопоставленные агрочиновники говорят о «положительной динамике показателей» (в этом месте уместно напомнить читателю, что в годы НЭПа при реформе с крестьянским вектором столь же глубокий послевоенный провал в сельхозпроизводстве удалось преодолеть за шесть лет.)
Оппоненты высказывали опасения, что неоправданно оптимистичные и упрощённые оценки этих фактов могут сыграть с россиянами злую шутку. Власть, агроэлита, агрочиновничество от музыки победных реляций могут по традиции самоуспокоиться и даже не пытаться корректировать российскую агрополитику, не совершенствовать российский агрострой. В печати уже появлялись отрезвляющие суждения о том, что высокий урожай зерна в 2014 году - это скорее следствие исключительно благоприятных погодных условий этого года, что прирост производства курятины и свинины - это не столько благодаря хорошей системе сельхозпроизводства, сколько благодаря хорошей работе стройиндустрии и щедрости распорядителя бюджетных средств - дали деньги на свинограды и птицеграды, построили их, закупили за границей маточное поголовье животных, купили за границей сою и кукурузу, а дальше дело техники - корми и получай дополнительное мясо.
Свою лепту в более реалистичную оценку результатов чрезмерной увлечённости российских государственных мужей и госорганов внесли активисты фермерского движения. Президент ассоциации фермерских хозяйств Ростовской области А.М. Родин от имени регионального съезда фермеров направил в Правительство РФ аналитическую записку. В ней на основе официальных статистических источников, в принципе доступных любому работнику аппарата Правительства, Александр Максимович проследил по отдельным периодам изменение одного из самых важных агрегированных показателей общего состояния отрасли сельского хозяйства в стране - общего поголовья продуктивных животных в пересчёте на переводные головы. Получилась очень удручающая вереница цифр. Вероятно, поэтому от правительства не последовало какой-либо реакции. Не получив ответа, А.М.Родин разрешил мне использовать некоторые из тех цифр в данной книге.
Весь, так называемый, «реформенный» период общее поголовье продуктивных животных (в условном исчислении) в России ежегодно снижалось. В первые десять лет сокращение шло более круто - на 35 миллионов условных голов - уменьшилось вдвое. Приверженцы крупных форм производства пытались это объяснять, якобы, вредной для России фермеризацией и прекращением привычных государственных дотаций крупным сельхозпредприятиям.
Однако во второй отрезок времени (с 2000 г. по 2013 г) уже при реализации новой, уже бесфермерской аграрной стратегии, сокращение поголовья животных хотя и медленнее, но продолжилось. Уменьшение составило 7 миллионов голов. (Справка для любознательных: в 1913 году в России в нынешних границах было 37,7 млн. усл. голов, а в 2013 году — 23,8 млн. усл. голов). И это несмотря на угодное для аграрной элиты изменение курса аграрной реформы, на замораживание якобы «чуждого» для России фермерского сектора и на активную концентрацию, централизацию, индустриализацию и холдингизацию сельского хозяйства. В этом случае фермеров уже не назначишь виновными.
Да и в первый период не фермеры спровоцировали вырезание скота. Крупные коллективные предприятия, потеряв привычные административные крышу, кнут и пряники, не смогли удерживать производство в труднейших условиях общего коллапса российской экономики после распада Советского Союза и разрушения сложившихся экономических связей. Однако при всех общих трудностях, одинаковых для крупных и малых сельхозтоваропроизводителей, фермерские хозяйства крепче держались на ногах и поголовье животных всё-таки постепенно наращивали. В фермерском секторе все двадцать пять лет аграрных преобразований в стране ни за один год не отмечалось уменьшение поголовья животных в условном исчислении. В этом секторе весь период была действительная положительная динамика развития.
Этот факт в записке ростовских фермеров тоже иллюстрируется цифрами. За семилетний период реализации Приоритетного национального проекта суммарное поголовье животных в условном исчислении в крупных сельхозорганизациях уменьшилось на 0,9 миллиона условных голов, а в секторе фермерских хозяйств увеличилось на 1,1 миллиона голов. Из ознакомления с этими цифрами можно рассудить, что ухудшение положения в российском животноводстве произошло не из-за фермерского вектора аграрной реформы на начальном ее этапе, а скорее из-за непоследовательного осуществления преобразований по этому фермерскому направлению, из-за целенаправленного торможения фермерского движения.
В развитие последнего тезиса попробую провести одну историческую параллель, аналогию. Вообще-то такие аналогии - затея малопродуктивная. Ведь сказано, что «дважды в одну реку войти невозможно». Развитие общества идет под воздействием множества разнонаправленных факторов. Поэтому прямого повтора событий и явлений в истории не случается. Но известно также, что развитие идет если не по кругу, то по спирали. И это предопределяет возможность частичного повторения пройденного.
По нашей теме такой частичный повтор в российской аграрной истории был. Дважды, в разные исторические эпохи в России властные органы, по-разному называемые, принимали государственные решения, перенаправлявшие развитие сельского хозяйства с традиционного крестьянского (аграрного) направления на путь индустриализации по фабрично-заводским образцам. Первый раз это было в конце 20-х годов прошлого века, когда была разрушена система НЭПа, были проведены жестокое раскулачивание и сплошная (всеобщая) коллективизация. Второй раз - спустя 70 лет, в нулевых годах нового, двадцать первого века, когда движению фермерства вперед был включен красный свет (правда, без раскулачивания и массовых репрессий), а «зеленая улица» была открыта для крупных сельхозпредприятий и агрохолдингов.
При всех различиях содержания конкретных антикрестьянских мер в названных точках спирали развития российского агростроя прослеживается одна схожая или даже общая черта - теоретическая, методологическая ошибка. Ее суть заключается в том, что все рассуждения о преимуществах индустриальных форм и методов сельскохозяйственного производства базируются (и тогда, и ныне) на зыбком, нефундаментальном, не подтвержденном практикой предположении, что в крупных сельскохозяйственных предприятиях работники будут трудиться не менее прилежно, чем крестьяне, работающие в своих собственных хозяйствах. Творцы политики раскрестьянивания неоправданно надеялись, что сельскохозяйственных рабочих можно так же, как на заводах и фабриках, побуждать, принуждать к интенсивному и качественному труду при помощи хитроумных комбинаций из «кнутов и пряников».
Но это предположение оказалось ложным. В основе этого заблуждения было и есть либо незнание, либо игнорирование и недооценка непреодолимых особенностей проявления «человеческого фактора» в сельскохозяйственном производстве и неоправданное перенесение в это биологическое производство индустриально-фабричных методов управления этим фактором. Данная фундаментальная ошибка и тогда, и ныне существенно ослабила и продолжает ослаблять внутренние движители развития собственного российского производства продовольствия.
И ещё об одном пагубном следствии отказа на втором этапе аграрных преобразований от фермерского направления и переключения на размножение агрохолдингов. Это запустение российских сельских территорий. Процесс исчезновения с карт сельских населённых пунктов, особенно малых деревень, начался ещё при советской власти под воздействием политики индустриализации и концентрации производства в сельском хозяйстве. Но нынешняя холдингизация ускорила этот процесс. Если на первом этапе реформы с фермерским вектором количество сельских поселений начало закономерно увеличиваться - за счёт малых хуторов, возрождаемых начинающими фермерами (прибавилось 3000 поселений), то в последующие годы торможения фермерского развития исчезло 22000 деревень или 17 процентов их общего количества. А это одна из основных причин сокращения посевных площадей в России. В советские времена писатели-«деревенщики» заметили, что при умирании деревни увеличивается расстояние от жилья механизатора до поля на 5 -10 километров. В связи с этим трактористы на дальние поля среднего и малого размера начинают всё чаще приезжать в последнюю очередь и похуже их обрабатывать. В результате на таких удалённых полях снижается урожайность. Эти поля становятся «нелюбимыми» и со временем забрасываются. С таким явлением при советах государство пыталось бороться. А в новой России эта проблема уже никого ни в госорганах, ни в сельхозорганизациях, ни даже в холдингах не волновала. Вот и оказались заросшими бурьяном и лесом более 40 миллионов гектаров российских земель сельскохозяйственного назначения.
Рассмотрим подробнее, что же произошло с фермерским сектором после того, как государство практически от него отвернулось и увлеклось агрохолдингами. А российское фермерство в новых усложнившихся условиях не погибло, не истощилось, а за счет человеческого фактора постепенно самоукрепилось. И количественно, и качественно.
Правда, количество официально зарегистрированных крестьянских (фермерских) хозяйств после взрывного прироста в первой половине девяностых годов на пятнадцать лет заморозилось на 300 тысячах, а затем и уменьшилось. Но за эти годы из традиционных для российского села личных подсобных хозяйств выделилось около двух миллионов товарных подворий, которые хотя официально по-прежнему числятся как ЛПХ, фактически же работают как малые и даже средние фермерские хозяйства. Они за счет реализации сельхозпродукции обеспечивают более половины доходов крестьянских семей-хозяев. В это количество включены лишь те ЛПХ-подворья, которые располагают ресурсами (землей и поголовьем) для производства товарной сельхозпродукции на сумму не менее 30 тыс. рублей (эквивалент 1 тыс. американских долларов по курсу до осени 2014 года). В Европе и Америке хозяйства такого размера официальная статистика относит к фермерским товарным хозяйствам.
Оценивая возникновение обширного слоя товарных крестьянских подворий, как полезное явление в трансформации российской аграрной структуры, как шаг в сторону международного опыта, как формирование социальной (кадровой) базы для роста числа крепких фермерских хозяйств, необходимо отметить, что оно не является продуктом целенаправленно реформаторской деятельности государства. Скорее - это следствие стихийного процесса распада, гибели большого количества обанкротившихся крупных сельхозорганизаций (несмотря на усилия государства по их сохранению). Крестьянские семьи, развивая свои ЛПХ в товарные подворья, тем самым спасали себя от безработицы и безденежья. Но не всем семьям это оказалось под силу. Стихийно произошла селекция крестьян. Жизнь отсортировала тех из них, кто способен вести самостоятельные крестьянские хозяйства. Эти активные крестьяне-хозяева, по материалам Всероссийского института аграрных проблем и информатики им. А. А. Никонова (ВИАПИ), дают ныне около 30 процентов российской товарной сельхозпродукции.
Далее об экономической стороне саморазвития крестьянско-фермерского сектора российского сельского хозяйства. Крестьянские (фермерские) хозяйства так называемой «первой волны», созданные на первом этапе нынешней реформы и успевшие получить от государства стартовую поддержку, составляющие ядро этого сектора, ныне демонстрируют свою высокую экономическую эффективность. В 90-х годах в России объединенными силами работников госорганов статистики Российской Федерации и США были выполнены уникальные исследования эффективности новых для России фермерских хозяйств. В нескольких регионах провели сопоставление результатов работы КФХ и сельхозорганизаций. Выявилось, что размер валового дохода в расчете на единицу земельной площади у фермеров выше, чем в сельхозпредприятиях. И это в первые годы становления КФХ, при всех неизбежных организационных неурядицах. Примечательно, что тогда российские Росстат и Минсельхоз эти факты не опубликовали. Их можно было заполучить только по особому разрешению высокого начальства. В последующем такие исследования больше не проводились. Ни Минсельхоз РФ, ни Российская академия сельскохозяйственных наук не финансировали изучение эффективности фермерских хозяйств. Научный бюджет фокусировался на модных темах, связанных с холдингизацией и концентрацией производства, на поиске ускользающего «эффекта масштаба».
Но в отличие от академической агроэкономической науки в вузовской науке иногда делаются попытки оценить экономическую эффективность производства в фермерском секторе. Чаше всего это делают неискушенные в околонаучных пристрастиях аспиранты. Например, аспирант Мичуринского государственного аграрного университета Кривошеев А. В. в своей кандидатской диссертации, защищенной весной 2014 года, выявил на основе статистических материалов, что в крестьянских (фермерских) хозяйствах Тамбовской области прибыль от растениеводства в расчете на 1 га посевов оказалось выше, чем в сельхозорганизациях, на 40-50 процентов. Другой пример — аспирантка Оренбургского аграрного университета Кузнецова М.И. показала тоже на статистических материалах, что на семейных молочных фермах, т.е. в крестьянских (фермерских) хозяйствах себестоимость литра молока ниже десяти рублей, что обеспечивает уровень рентабельности, достаточный для ведения расширенного воспроизводства. (Обе диссертации были успешно защищены на ученом совете Всероссийского института аграрных проблем и информатики (ВИАПИ) им. А.А. Никонова).
«Эффект энтузиазма и самоотверженности» в секторе КФХ проявляется и без тонких исследований сам по себе. Его первыми заметили и оценили банковские работники. Практика кредитования показала, что фермеры более расчетливо берут кредиты, аккуратнее их используют и своевременнее возвращают, чем сельхозорганизации. Это им под силу благодаря достаточному уровню рентабельности производства. Крупные птицефабрики, свинокомплексы, молочные мегафермы, будучи запредельно закредитованными, добиваются через своих парламентских и правительственных лоббистов, чтобы государство субсидировало им не только проплату процентов за пользование кредитом, но и погашение самой суммы (тела) кредита. А семейные хозяйства, как правило, ликвидируют задолженности перед кредиторами самостоятельно. Интересную информацию по этому вопросу сообщил в своём выступлении на ХХУ1 съезде фермеров системы АККОР заместитель министра сельского хозяйства РФ Петриков А.В. Он сообщил, что на начало 2015 года кредиторская задолженность по отношению к выручке в фермерских хозяйствах составила 35 процентов, тогда как в сельхозорганизациях - 137 процентов, т. е. в четыре раза больше.
Другим косвенным свидетельством экономической эффективности КФХ «первой волны» является ведение ими расширенного воспроизводства. За счет собственных прибылей они систематически наращивают свою материально-техническую базу. Сельскохозяйственная перепись 2006 года показала, что их оснащенность тракторами и комбайнами в расчете на 100 га пашни на 30-50 процентов выше по сравнению с государственными фаворитами - крупными сельхозорганизациями.
В свою очередь достаточная техническая оснащенность в сочетании с самоотверженным трудом обеспечили более высокие темпы наращивания объемов производства. На ХХV съезде фермеров системы АККОР (февраль 2014 г.) в докладе президента АККОР В.Н. Плотникова было оглашено, что за последние двадцать лет темпы прироста объёмов производства сельхозпродукции в фермерском секторе оказался почти в четыре раза выше, чем в секторе сельхозорганизаций (корпоративном секторе). На следующем ХХVI съезде фермеров заместитель министра сельского хозяйства РФ Петриков А.В. решил несколько сгладить то впечатляющее превосходство фермерского сектора в темпах развития, о котором год назад говорил фермерский лидер. Он взял для сравнения другие, более удобные для крупномасштабного сельхозпроизводства годы - с 2007 по 2013 гг. Именно в эти годы интенсивно в стране строились крупные птицефабрики, свинокомплексы и молочные фермы - гиганты. Прирост индустриально произведённой сельхозпродукции должен был улучшить усреднённые показатели по всему сектору сельхозорганизаций. Однако превосходство фермерского сектора хотя и сократилось, но всё-таки осталось существенным. Сельхозорганизации за названные годы увеличили производство продукции в среднем на 39 процентов, а фермерские хозяйства, тоже в среднем, на 65 процентов. И это при том, что за эти же годы на создание новых индустриальных производств в сектор сельхозорганизаций было государством выделено 98 процентов субсидированных инвестиционных кредитов, тогда как в фермерский сектор - менее 2 процентов. У фермеров ежегодно прирастает производство зерна, семян подсолнечника, картофеля и овощей. Характерно, что даже в тяжелейшем засушливом 2010 году производство зерна в фермерских хозяйствах в целом не снизилось, даже несколько увеличилось, тогда как в сельхозорганизациях упало на 40 процентов. Особенно заметна разница темпов развития в молочной подотрасли. Все двадцать с лишним лет в корпоративном секторе систематически снижалось поголовье коров (соответственно и общее поголовье крупного рогатого скота). Оно более чем уполовинилось. Потеряно, в том числе просто вырезано на мясо, несколько миллионов коров. В противоположность этому в фермерском секторе в течение уже 15 лет количество коров ежегодно прирастает на 10-12%.
Но названные выше успехи характерны только для передового отряда товарных семейных хозяйств - в основном для фермеров так называемого «силаевского призыва», фермеров первой волны, поддержанных государством на старте и сумевших развернуть свой семейный агробизнес. Именно их успехи подтягивают, повышают показатели в среднем по фермерскому сектору. Но другая часть зарегистрированных КФХ (не меньше половины) почти не развивают (точнее не могут развивать) свою экономику, редко используют технологические и технические инновации. Это же можно сказать и о большинстве так называемых «товарных подворий». Только незначительная их часть, имея эксклюзивный доступ к льготным кредитам, ведет расширенное воспроизводство. Большинство же подворий, так же, как и масса мелких КФХ, ограничиваются простым воспроизводством, а то и просто прозябают.
Однако такая характеристика большинства нынешних российских семейных крестьянских хозяйств еще не может служить основанием для негативного приговора крестьянской форме ведения сельского хозяйства в нашей стране. Важно понять причины такого положения дел. А они кроются в основном в неблагоприятной экономической среде. Большинство крестьянских хозяйств за двадцать с лишним лет реформы так и не получили экономически оправданного доступа к рынкам сельхозпродукции и сельхозресурсов. Коммерческие посредники - перекупщики и переработчики-монополисты нещадно обирают крестьянские хозяйства. КФХ и подворья обделены и средствами государственной финансовой поддержки, особенно в инвестиционном кредитовании. В результате у большинства семейных хозяйств разных организационно-правовых форм их скромных доходов хватает только на самосохранение. Положительные стороны «человеческого фактора» в таких хозяйствах включены лишь частично. Они пока дремлют, ждут лучших времен. Опыт ряда регионов России (Белгородская область, Чувашия, Башкортостан, Мордовия, Адыгея) показывает, что при улучшении экономической среды такие крестьяне способны быстро расширять производство. Положительный «человеческий фактор» включается полностью.
Таково на сегодня (на 2015 год) положение дел с фермерством в России. Сектор семейных крестьянских хозяйств существует, работает. Он демонстрирует и устойчивость при неблагоприятных условиях, и высокую динамичность при их улучшении. Фермерство оказалось полезным стране не только в производственно-экономическом, но и в социальном отношении. Как сказал президент АККОР Плотников В.Н. в своём докладе на ХХVI съезде фермеров, «Фермер живёт среди людей и чувствует себя в ответе за своё село. Поэтому фермеры становятся гарантами сохранения и развития сельского социума. Они восстанавливают фамильные хутора, которые без них заросли бы бурьяном, восстанавливают храмы. Молодежь из семейных крестьянских хозяйств реже сбегает в города». Особенно это характерно для фермерских хозяйств. У наследников КФХ сохраняется надежда на улучшение условий для самостоятельного хозяйствования на своей земле. Дети фермеров - выпускники аграрных вузов и колледжей чаще других возвращаются на село домой - укреплять семейные хозяйства. Свою точку зрения на социальную роль фермерства я подробно изложил в книге «Возрождение фермерства в России», в двух её разделах: «Особенности крестьянско-фермерского взгляда на социальную проблематику села» и «Социальная полезность фермерства». Книга широко доступна. Советую также почитать материалы научно-практической конференции «Экономическая эффективность и социальная значимость семейных фермерских хозяйств», изданные в 2014 году под эгидой АККОР.