ПАРШИВАЯ ОВЦА

ПАРШИВАЯ ОВЦА

В широкой излучине реки раскинулось большое село. Местность своими живописными видами, несмотря на тяжелые времена, удерживала народ от расселения. Трудоспособный люд после банкротства сельхозпредприятия сделался предприимчивым. Оживился частный сектор. В личных подсобных хозяйствах вновь завелась скотинка. Бедствовать стало считаться зазорным.
На фоне относительного благополучия в сельской администрации завелась паршивая овца. Глава волости, сколько его помнили селяне, успешно взращивал в себе культ пьянства. Свои обязанности исполнял спустя рукава. Неделями не появлялся на рабочем месте. С чиновниками из райцентра пропадал то на охоте, то на рыбалке, дабы все это славилось в округе отменно.
Свое пристрастие к выпивке, объяснял производственной необходимостью. Давно осознав, что если народ не тревожить по мелочам и не стремиться направлять в нужную колею тот сам благополучно выкрутится из любого положения. Этим и руководствовался, забросив все дела. Раздутый штат, глядя на такое бездействие потихоньку распускался, отлынивал от работы.
Последствия запоя мутили нутро. Полулежа в кресле, закинув ноги на подоконник Боков изрядно страдал. С высоты второго этажа здания администрации перед взором простиралась его вотчина. Двадцать лет бессменно был здесь хозяином. Тихим сапом пересидел все перемены. Сторонясь проходящих реформ смог удержаться на должности.
Сунувшуюся было, секретаршу с бумагами на подпись завернул еще в дверях:
— Потом, потом.
Миниатюрная Оленька модница и красавица грациозно, словно балерина развернулась на тонком каблучке. Перекинула волосяной хвостик с одного плеча на другой недовольно, тряхнув головкой удалилась. По сравнению с ней Николай Степанович был великан и всегда статно возвышался над окружающими.
С трудом восстановив в себе способность мыслить, волостной начальник озадачился разрешением одного важного дела. На прошедшей трехдневной помывке-попойке в бане узнал от главного землеустроителя района о предстоящих изменениях наверху. Выяснилось с назначением на должности приходит конец. Скоро вступает в действие закон о местном самоуправлении.
Страшное слово выборы не давало покоя. Боков догадывался, что недовольные односельчане его не изберут. Водились за ним грешки и покруче чем пьянство. Тяжелые мысли о приемнике терзали хмельную голову. Было еще время и возможности переназначить своего человека, обеспечить задел в четыре года. Кого — вот главный вопрос?
Перебирая варианты, прикидывал. Может быть племянника Ваську, что в личных водителях на служебной «Волге». Хотя нет — балаболка и молод, не потянет. Если пристроить Петровича, дальнего родственника, за плечами как- никак институт, поработал агрономом, одна проблема — мямля пару слов связать не может. Кого же, кого?
От угарного дыхания запотевшее окно мешало обзору. Николай Степанович с трудом переломился в спине, протер стекло скомканным не свежим носовым платком. Неспешным взглядом проводил по крышам, с трудом вспоминая, кто и где живет. По левую руку в нижнем течении перекинутый через речку мост уводил продолжении села на другой берег.
С десяток двухэтажных, в два подъезда безликих кирпичных домов, называемый в народе Пролетаркой ютился на пригорке. Центральным зданием этажом выше являлась школа. Возник поселок в конце правления генсека Брежнева, когда стали признаваться бесперспективными небольшие деревеньки, разбросанные по территории бывшего совхоза «Сила стали» канувшего в небытие. Напротив, через дорогу вместе с первыми добровольно-принудительными переселенцами стал подниматься «Шанхай» из сараюшек для скотины. Новоиспеченные жильцы не желали расставаться со своими буренками и перетащили вслед всю живность.
Пролетарка жила обособленно. Многих Боков в лицо и не знал, особенно молодежь. Отстраненно в ней держался учительский состав в двух домах возле школы. Из них не бегали по утрам и вечерам с полными ведрами кормить и доить. Стойко держали свой статус сельской элиты.
Закрыв глаза волостной глава поочередно пробегал по затуманенным лицам преподавателей. После мучительного сосредоточенного анализа в сердцах сплюнул, раздосадовавшись, что одни бабы. Как не верти хоть и образованные особы, но на роль по его плану не годятся.
Кто же еще? Кто? Взгляд тянулся по излучине вверх по течению. Там на месте выхода на прямую гладь речку перехватывала рукотворная дамба. Как временная переправа четыре бетонных полутораметровых трубы засыпанные грунтом забрали поток в свое русло. Пропускная способность сооружения с весенним паводком и затяжными дождями не справлялась. Речка вспучивалась, раздавалась вширь, затем оттолкнувшись от крутого склона, подтапливала на противоположном низинном берегу огороды недавней частной застройки. Скорые на язык селяне прозвали это местечко по аналогии с дамбой и наводнениями «Петербургом».
Сгорбленная фигура одиноко маячила на плотине. Было видно, что человек порывистыми движениями разбрасывает землю из садовой тележки, присыпая рытвины.
Протирая воспаленные слезящиеся глаза все тем же несвежим носовым платком, Николай Степанович пытался на расстоянии разглядеть и опознать работника. После безуспешной попытки позвал секретаршу. Скорая на руки девушка выдавая дробь каблучками, появилась в дверях.
— Оля посмотри. Уж не Григорий ли там Петрович на дамбе-то? Совсем сегодня не вижу, пожаловался он.
— Да кому там быть, как не Лукину, вон и братец его подошел,— острым глазом та подтвердила его догадку.
— Спустись вниз скажи Ваське, пусть на машине смотается до них, попросит от моего имени приехать по срочному делу. Нет, лучше поезжай с ним сама, а то этот балаболка все испортит. Обязательно уговори их, ты сможешь, — и что бы пресечь возражения с ее стороны сразу добавил — после обеда можешь на работу не выходить.
Когда стук каблучков смолк за дверью, Боков освежил в памяти обстоятельства и время появления братьев Лукиных на селе.
Лет десять назад им удалось без местных согласований добиться разрешение на строительство своих домов. Тогда он понял, у них где-то наверху есть «рука». На вид нелюдимые, братья были очень сплоченные в своем родстве. Непонятно, чем они занимались, на что жили, но повсему средства у них водились. За скрытность деревенские их недолюбливали, но при случае ходили к ним занять денег или разжиться самогонкой. Боков и сам не раз ее пробовал; настоянная на чаге та была великолепной.
Как-то участковый ретиво взялся искоренять производство «жидкой валюты» на селе. Почти всех приструнил и к Лукиным подбирался. Раз их прихватил с поличным, конфисковал аппарат и сорок литров первача, грозился принять меры серьезного воздействия. Через пару дней, словно побитый пес, молча все вернул. Тогда-то все зашушукались, что у братьев явно есть влиятельное прикрытие.
По дамбе к мужикам стройными ножками семенила Оленька. Уж, что она там им говорила не известно. Только через минуту оба брата отложили лопаты, заложив руки за спину, двинулись вслед за секретаршей к машине. Такая их поза передвижения вынужденная от рождения необходимость – оба были горбунами.
С удовольствием потирая руки, волостной глава облегченно наблюдал за происходящим. Он точно знал, как Лукиных заинтересовать и привлечь к его плану.