МОЙ ПАПА САМЫХ СТРОГИХ ПРАВИЛ.

МОЙ ПАПА САМЫХ СТРОГИХ ПРАВИЛ.

Помню, мы жили в бараках. Папа работал на за-
воде посменно. Знаю, что я была очень малень-
кая. На улицу меня одну не пускали, а мне очень
хотелось. Папе надо было идти работать в ночь.
Я сидела дома и на шнурках ботинок, от нече-
го делать, вязала узелки. Потом шнурки от ле-
вого ботинка связала со шнурком от правого бо-
тинка, и пробовала ходить. Ходить не получа-
лось. Папа спал, мне было скучно. Я стала пры-
гать двумя ногами вместе, стараясь делать это
бесшумно, чтобы папу не разбудить, а он все ра-
вно проснулся. И, ни слова не говоря, выпустил
меня на улицу, где я полдня развязывала узелки.
Мы переехали в однокомнатную квартиру. Балконы
наш и соседский были разделены решеткой. На со-
седнем балконе жила моя подружка Света. Я хоте-
ла играть на ее стороне балкона, там был детс-
кий велосипед, и для этого перелезала через ре-
шетку, не понимая,чего это женщины внизу ахают,
это ведь всего лишь третий этаж. Скоро папа за-
бил дверь балкона большими гвоздями. Я подумала
и решила, что через форточку тоже неплохой вид
с третьего этажа. В конце концов мне на шею по-
весили большой ключ и я целыми днями проводила
время в песочнице или на турнике. Школа была за
углом. В первом классе я долго не понимала, как
читают книги. У меня в дневнике стояли большие
жирные лебеди-двойки. Папа меня здорово отругал
и хорошо всыпал ремнем. Раз мне попало, я ре-
шила, что в школу ходить не стоит, и объявила
бойкот. Он длился неделю, после чего мама от-
вела меня в школу за руку. Мама смеется и го-
ворит, что у меня папин характер.
Он иногда рассказывал, как их раскулачивали
в 1932 году. Жили они в селе Булдыга, под Моск-
вой. У них был один дом и шесть комнат.
В каждой комнате семья из 5-7 человек. Было
много скотины. Дед делиться не разрешал. Когда
пришли за ними, была зима. Всех выгнали на мо-

роз босиком, покидали в сани. Дед закрыл собой
внуков, умолял, чтобы их оставили. Молодой за-
конник молча выстрелил деду в лоб. Когда сани
медленно ехали по улице, выбегали соседи, кида-
ли в сани кто валенки, кто тулуп, кто шаль. Не-
сколько дней всех держали в сельсовете, а потом
отправили в Казахстан. Сгрузили в степи. Люди
зимой, полуодетые, рыли землянки. Стояла охра-
на. Надо в туалет-солдат отведет в низинку и
ждет. Потом обратно.Только года через два сняли
охрану. В папиной семье из семи детей остался
он один. Вот почему по переписи в Казахстане
всегда русского населения было больше, чем ка-
захов. А мне до сих пор не ясно, откуда в 1932
взялись кулаки, если их еще в семнадцатом году
перевели? В сорок третьем папу призвали на
фронт. Был он артиллеристом, танкистом, меха-
ником. Я все время помню фотографию, где он в
гимнастерке сурово и уверенно стоит перед фото-
графом. На этом фото он старшина, и лет ему
тридцать пять. Хотя на самом деле в сорок пя-
том ему было всего двадцать два года. Два ра-
за лежал в госпитале и медаль "За отвагу"- са-
мая дорогая для него. В сорок седьмом его де-
мобилизовали, и он ехал домой на громадном не-
мецком коне-тяжеловозе. Кормить в дороге его
было нечем. Проезжая через деревню, увидел,
как вся семья, состоящая из одних женщин, за-
пряженных в плуг, пашет землю. И отдал им коня.
Эта военная черта взаимопомощи все время при-
сутствует в его жизни.
Что бы папа ни делал, я всегда сидела с ним
рядом и "помогала" во всех его делах. Ремонти-
рует он утюг, или плитку, где спираль перегоре-
ла, или штепсель меняет, я ему фаянсовые изоля-
торы на проволочки одеваю, болтики закручиваю в
местах, где его пальцы не помещаются. Свой пер-
вый ремонт ванной комнаты я помню до сих пор-
папа не вмешивался ни в одно мое действие. Вся
моя самостоятельность мне потом очень пригоди-
лась в жизни-я была независима в своих поступ-
ках. А называли это - вредностью.
Первоуральский завод был папиным местом ра-
боты много лет, пока его не выгнали, как пенси-
онера. Его обида не успокоилась до сих пор.
Он по порядку закончил вечернюю школу, металлу-
ргичесий техникум, заочный УПИ. Был начальником
бюро по надзору за кранами. Его страшно не лю-
били на заводе-был слишком горд и бескомпроми-
сен. Но и уважали за это. Как-то он пришел до-
мой в сильном волнении. Оказывается, водил по
основным цехам группу руководителей, и проходя
мимо вытяжного вентилятора пояснил, что сетка
на нем-чтобы руки внутрь не совали. Самый пос-
ледний товарищ, шутки ради, сунул палец в круп-
ную ячею, и вмиг остался без пальца. Папу спас-
ло его педантичное отношение к делу- высокие
гости подписали требования техники безопасности
перед тем, как войти в цех. К тому, что с ним
здоровались за руку все высшие руководители за-
вода, папа относился как к положительному итогу

своей работы на заводе. Как-то ему надо было
остановить за явные нарушения эксплуатации мос-
товой кран, и он пошел к главному инженеру по-
советоваться. Остановка крана-дело серьезное-
летит план, а значит, зарплата. Но главный ин-
женер был занят, возможно, на самом деле. А па-
па на субординацию смотрел всегда под острым
углом. Кран был остановлен на три дня для уст-
ранения недостатков. С тех пор я не помню, что-
бы он был задержан перед высокой дверью
хоть на минуту. Точное соблюдение папой
правил техники безопасности портило нам жизнь.
Он всегда проверял дома, как сильно включен
газ, эксплуатировал электрику, ни на одну букву
не отступая от инструкции. Если папа сказал
нам, что делать надо так, а не иначе, это было
законом и обсуждению не подлежало. Наверное,
техника была его призванием. Неполадки в работе
мостового крана он определял по слуху, называл
причину и поднимался в кабину, чтобы проверить
правильность своего диагноза. Точно так же он
делал ремонт любой техники, но особенно любил
ремонтировать часы. Иногда ему приносили очень
красивые старинные ходики. Он возился с ними
целыми днями. Одни часы девятнадцатого века иг-
рали в былое время красивую мелодию. Папа поме-
нял на них шестеренки, выправил барабан с пе-
нечками и, не имея собственного слуха, по мами-
ной наводке настроил мелодию. И чего бы не кос-
нулись его руки, все начинало работать.
Сейчас, конечно, возраст берет свое, папа не
может, как в былые дни, весь день быть на ногах
без отдыха. Но он и сейчас, в свои 74 года, го-
раздо сильней меня. Если надо доску выдвинуть
из поленницы, я вся искручусь, пока с места ее
сдвину, а он приподнимет, вынет ее и спокойно
отнесет на нужное место, махнув мне, чтоб под
ногами не мешалась.
Я иной раз думаю, почему дети родителей оби-
жают? И вижу одну единственную причину. Нельзя
все делать только ради ребенка. Папа каждый год
возил маму на курорт лечиться, а я ждала их до-
ма. Он заваливал маму арбузами и фруктами, так
как это рекомендовали врачи, и я ела только
свою порцию, как и сам папа. Он за обедом стро-
го следил, чтобы мама лишнего куска хлеба не
съела-ее больная печень портила ей жизнь. И так
во всем, если это касалось маминого
здоровья. Оно было главным. Когда в юности
я приходила домой поздно, папа беспокоился не о
том, что со мной что-нибудь случится, а о маме,
что она переживает и спать не может. Когда у
меня дочь родилась, папа сказал, что им после
работы тоже надо отдохнуть, и мы с мужем почти
три года не были в кино-любимое чадо оставить
было некому. Когда ребенок подрос, мы во все
поездки брали ее с собой. Папа всегда отмечал,
что у Юльки есть родители, пусть они ее и вос-
питывают. В результате она с трех лет ездила
везде с нами, и не скажу, что это было напрас-
но. Денежные вопросы тоже решались просто. Если

папа что-то дарил, то это была крупная вещь-ко-
вер, пианино. Он всегда считал, что свой долг
по моему воспитанию выполнил, образование дал,
а деньги должна зарабатывать сама. Но я всегда
знала-меня любят больше всех на свете, посочув-
ствуют мне от чистой души только они, родители.
И раньше, и сейчас мне хочется что-то для папы
сделать. Позвонить вечером, ведь ему нужна то-
лько я, купить что-нибудь, и он будет моей по-
купкой долго наслаждаться, что-нибудь сделать,
и папа с удовольствием не раз об этом вспом-
нит. Родители-это тот лучик любви, который не
раз поддержит вас в этом мире.