Обо всём .
Par visu - по латышски
Про всэ - по украински
aб усiм - по белорусски
о свему - по сербски
Раздел:
Вы здесь
Обо всём .. Страница 434 из 518
Опубликовано пт, 19.12.2014 - 23:13 пользователем nad
- Блог пользователя nad
- 528433 просмотра
С Днём Победы Марина Александровна и всех форумчан!!!
История этой песни:
В семье Газдановых из села Дзуарикау в Северной Осетии было семеро сыновей. Один погиб в 1941 под Москвой. Еще двое — при обороне Севастополя в 1942. От третьей похоронки умерла мать. Следующие трое сыновей Газдановых пали в боях в Новороссийске, Киеве, Белоруссии. Сельский почтальон отказался нести похоронку на последнего, седьмого сына Газдановых, погибшего при взятии Берлина. И тогда старейшины села сами пошли в дом, где отец сидел на пороге с единственной внучкой на руках: он увидел их, и сердце его разорвалось...
В 1963 году в селе установили обелиск в виде скорбящей матери и семи улетающих птиц. Памятник посетил дагестанский поэт Расул Гамзатов. Под впечатлением от этой истории он написал стихотворение. На своем родном языке, по-аварски. И, к счастью, у этого стихотворения есть качественный перевод на русский. Его сделал Наум Гребнев, известный переводчик восточной поэзии. Он учился в Литинституте с Гамзатовым после войны и дружил с ним. Этот перевод всем вам знаком.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Стихотворение попалось на глаза Марку Бернесу, для которого война была глубоко личной темой. Он обратился к Яну Френкелю и попросил сочинить музыку для песни на эти строки. Но с музыкой у композитора дело пошло не сразу.
Тут, чтобы снять пафос, нужно рассказать о некоторых курьезных моментах. Во-первых, на обелиске в память о братьях Газдановых в качестве птиц были гуси. Расулу Гамзатову сложно было подобрать по-аварски рифму к слову «гуси», и он специально звонил в министерство культуры Северной Осетии с просьбой заменить «гусей» на «журавлей». И ему разрешили.
Во-вторых, в оригинальном тексте стихотворения и перевода было: «Мне кажется порою, что джигиты»... Это Бернес попросил заменить «джигитов», на «солдат», чтобы расширить адрес песни и придать ей общечеловеческое звучание.
И еще: в тексте, который Бернес подготовил для песни, была опущена познавательная лингвистическая строфа: «Они летят, свершают путь свой длинный, и выкликают чьи-то имена. Не потому ли с кличем журавлиным от века речь аварская сходна?»
Как бы то ни было, для композитора Яна Френкеля война тоже была личной темой. В 1941–1942 годах он учился в зенитном училище, а позднее — тяжело ранен. Через два месяца после начала работы Френкель написал вступительный вокализ и тут же позвонил Бернесу. Тот приехал, послушал и расплакался. Френкель вспоминал, что Бернес не был человеком сентиментальным, но плакал, когда его что-то по-настоящему трогало. После этого работа над записью пошла быстрее. Но не только из-за вдохновения.
Бернес был болен раком легких. После того, как он услышал музыку, он стал всех торопить. По словам Френкеля, Бернес чувствовал, что времени осталось мало, и хотел поставить точку в своей жизни именно этой песней. Он уже с трудом передвигался, но, тем не менее, 8 июля 1969 года сын отвез его в студию, где Бернес записал песню. С одного дубля.
Если вы послушаете эту песню в его исполнении, то многое почувствуете в голосе и интонациях Бернеса. Эта запись действительно стала последней в его жизни — Бернес умер через месяц, 16 августа.
Через несколько лет после появления песни «Журавли» в местах боев 1941–1945 годов стали возводить стелы и памятники, центральным образом которых были летящие журавли. И мне лично кажется, что образ белых журавлей снова может стать нашим общим символом памяти о всех солдатах, погибших в Великую Отечественную войну. И не только солдатах. И не только в эту войну.
В Европе и англоязычном мире есть узнаваемый имидж: мак, который символизирует и цветок, и кровавый след от пули. Это знак памяти о всех погибших во всех войнах и призыв: Never Again. За этим маком стоит своя пронзительная история и свое стихотворение. Но у нас это стихотворение и эта история неизвестны, эти маки нельзя просто «пересадить» на нашу почву.
Но у нас есть белые журавли. Которые могут служить воплощением простого человеческого лейтмотива:
«Я помню.
Я скорблю о каждом погибшем.
Я сделаю все, что в моих силах, чтобы война никогда не повторилась».
Всех с Днём победы! Как мало осталось всё-таки очевидцев тех событий, у нас в посёлке остался один.
С каждым годом праздник Великой Победы становится для меня всё печальнее. Весь день слёзы на глазах, а "Бессмертный полк" смотрю просто рыдая, не могу остановиться... Боже, сколько людей погибло! Уходят очевидцы этих страшных событий, люди, которые могут оценивать нас, наше поколение, с точки зрения спасителей. Иногда бывает перед ними очень стыдно...
Мы сами будем ли достойны, чтоб нас помнили?
Константин Б. Жердев
«Тот подвиг, который совершил советский народ, не имеет аналогов в истории. Эта песня воплощение той силы и ярости, которая помогла нам опрокинуть фашистскую гадину. И видит Бог, у нас остался тот дух, который опрокинет любого врага, который захочет вновь испытать свои силы»
Да , эта песня переворачивает всё внутри . Невозможно её просто слушать , она наполняет сердце каким-то необыкновенным чувством .
Марина Александровна и гости, с Великим Праздником всех!!!
Вот уж верно сказано - это праздник со слезами на глазах... Лично я не могу спокойно ни смотреть фильмы военные, ни песни слушать, реву всегда...
Но я ведь еще и по делу зашла - Марина Александровна, сейчас на траву переходим и я так понимаю, что зерносмесь надо будет убавлять? А как и на сколько? Сейчас кушаем 7 кг, даем 18л. В зерносмеси - ячмень, кукуруза, отруби, жмых, мел, соль. На траве сегодня были полдня, завтра уже хочу и после обеда вывести.
Я читала нашего краеведа. Очень интересные очерки.
Один рассказ был про женщину-мать с Селигера. Она проводила на фронт всех своих 9 детей. И все погибли.
Я Помню!
Я Горжусь!
Слава нашим солдатам, слава нашим героям и освободителям!
Моя бывшая учительница (кстати, немецкого языка)))) сама из 9 детей. Почти все воевали и, представляете, ВСЕ живы остались!!!
Я не сфотографировала наш памятник в деревне. Наша деревня стояла на обороне Москвы.
Читаешь фамилии...и понимаешь, что были убиты 5-7 человек с одной фамилией. Братья....
У моего прадеда было 10 братьев и сестёр . Он один остался в живых .
.
Пока никаких изменений . Пищеварение перестраивается , травы мало и на этом фоне не производится никаких изменений в предыдущем рационе .
Нужно полностью сначала перейти на другие корма - в данном случае траву - тогда реагировать .
Период новотельный , любой дефицит в кормах пагубно может сказаться .
Присматривайте за настроением , аппетитом и навозом , это может изменяться сейчас .
Пока всё перечисленное ТТТ норм, мы постепенно на траву переходим, сегодня утром не выводила "девченок" своих - заморозок был. Сеном завтракали))) С обеда на травку.
Рапорт акушерки из Освенцима.
Это надо читать, знать и передавать поколениям
Чтобы больше этого не происходило!!!
Из тридцати пяти лет работы акушеркой, два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг.
Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных. Функции акушерки я выполняла там поочередно в трех бараках, которые были построены из досок, со множеством щелей, прогрызенных крысами. Внутри барака с обеих сторон возвышались трехэтажные койки.
На каждой из них должны были поместиться три или четыре женщины — на грязных соломенных матрасах. Было жестко, потому что солома давно стерлась в пыль, и больные женщины лежали почти на голых досках, к тому же не гладких, а с сучками, натиравшими тело и кости.
Посередине, вдоль барака, тянулась печь, построенная из кирпича, с топками по краям. Она была единственным местом для принятия родов, так как другого сооружения для этой цели не было. Топили печь лишь несколько раз в году. Поэтому донимал холод, мучительный, пронизывающий, особенно зимой, когда с крыши свисали длинные сосульки.
О необходимой для роженицы и ребенка воде я должна была заботиться сама, но для того чтобы принести одно ведро воды, надо было потратить не меньше двадцати минут. В этих условиях судьба рожениц была плачевной, а роль акушерки — необычайно трудной: никаких асептических средств, никаких перевязочных материалов. Сначала я была предоставлена сама себе; в случаях осложнений, требующих вмешательства врача-специалиста, например, при отделении плаценты вручную, я должна была действовать сама.
Немецкие лагерные врачи — Роде, Кениг и Менгеле — не могли запятнать своего призвания врача, оказывая помощь представителям другой национальности, поэтому взывать к их помощи я не имела права. Позже я несколько раз пользовалась помощью польской женщины-врача, Ирены Конечной, работавшей в соседнем отделении.
А когда я сама заболела сыпным тифом, большую помощь мне оказала врач Ирена Бялувна, заботливо ухаживавшая за мной и за моими больными. О работе врачей в Освенциме не буду упоминать, так как то, что я наблюдала, превышает мои возможности выразить словами величие призвания врача и героически выполненного долга.
Подвиг врачей и их самоотверженность запечатлелись в сердцах тех, кто никогда уже об этом не сможет рассказать, потому что они приняли мученическую смерть в неволе. Врач в Освенциме боролся за жизнь приговоренных к смерти, отдавая свою собственную жизнь. Он имел в своем распоряжении лишь несколько пачек аспирина и огромное сердце.
Там врач работал не ради славы, чести или удовлетворения профессиональных амбиций. Для него существовал только долг врача — спасать жизнь в любой ситуации. Количество принятых мной родов превышало 3000. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное.
Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о заражениях в процессе родов и смертельных исходах среди матерей и новорожденных детей. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач посмотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом.
В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий. Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который могла достать себе простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, которые могли служить пеленками для малыша.
Стирка пеленок вызывала много трудностей, особенно из-за строгого запрета покидать барак, а также невозможности свободно делать что-либо внутри него. Выстиранные пеленки роженицы сушили на собственном теле. До мая 1943 года все дети, родившиеся в освенцимском лагере, зверским способом умерщвлялись: их топили в бочонке.
Это делали медсестры Клара и Пфани. Первая была акушеркой по профессии и попала в лагерь за детоубийство. Поэтому она была лишена права работать по специальности. Ей было поручено делать то, для чего она была более пригодна. Также ей была доверена руководящая должность старосты барака. Для помощи к ней была приставлена немецкая уличная девка Пфани.
После каждых родов из комнаты этих женщин до рожениц доносилось громкое бульканье и плеск воды. Вскоре после этого роженица могла увидеть тело своего ребенка, выброшенное из барака и разрываемое крысами. В мае 1943 года положение некоторых детей изменилось. Голубоглазых и светловолосых детей отнимали у матерей и отправляли в Германию с целью денационализации.
Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребенок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной. Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребенка или скрыть его среди нееврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов.
Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака. Судьба остальных детей была еще хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети; из Советского Союза было около 50% узниц.
Среди многих пережитых там трагедий особенно живо запомнилась мне история женщины из Вильно, отправленной в Освенцим за помощь партизанам. Сразу после того, как она родила ребенка, кто-то из охраны выкрикнул ее номер (заключенных в лагере вызывали по номерам). Я пошла, чтобы объяснить ее ситуацию, но это не помогало, а только вызвало гнев. Я поняла, что ее вызывают в крематорий.
Она завернула ребенка в грязную бумагу и прижала к груди… Ее губы беззвучно шевелились — видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод и смягчить их горькую долю. Но у этой женщины не было сил… она не могла издать ни звука — только большие слезы текли из-под век, стекали по ее необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного.
Что было более трагичным, трудно сказать — переживание смерти младенца, гибнущего на глазах матери, или смерть матери, в сознании которой остается ее живой ребенок, брошенный на произвол судьбы. Среди этих кошмарных воспоминаний в моем сознании мелькает одна мысль, один лейтмотив. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них.
Несколько сотен детей было вывезено в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерло от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года). У меня до сих пор не было возможности передать Службе Здоровья свой акушерский рапорт из Освенцима.
Передаю его сейчас во имя тех, которые не могут ничего сказать миру о зле, причиненном им, во имя матери и ребенка. Если в моем Отечестве, несмотря на печальный опыт войны, могут возникнуть тенденции, направленные против жизни, то — я надеюсь на голос всех акушеров, всех настоящих матерей и отцов, всех порядочных граждан в защиту жизни и прав ребенка. В концентрационном лагере все дети — вопреки ожиданиям — рождались живыми, красивыми, пухленькими.
Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера. Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребенка.
Станислава Лещинска
польская акушерка, узница Освенцима
Текст большой, но его стОит прочитать...Особенно, если кажется, что всё плохо...
После прочтения жизнь наша приобретает совсем другие краски, происходит переоценка ценностей.
***
Вечная слава героям, благодаря победе которых, мы все спасены от подобной участи...
Всех с наступившим Праздником Победы!!!
Я сотни раз читала этот отчёт . И так как я по профессии акушер , часто хотелось прочитать его всем женщинам . Особенно сейчас . Когда тысячи способов не губить не рожденные души .
Ирина, я почему-то была уверена, что ты читала.
Согласна с тобой
я не читала, и сейчас прочла. такое читать без слез невозможно, причем их невозможно удержать, они просто катятся
А самое страшное, когда смотришь хронику люди ОБЫЧНЫЕ люди с чемоданами идут на эти поезда везущие в лагеря.. идут так спокойно..жуть.. а кадры погрузки целого детского дома... маленькие.. идут в босоножках.. поднимают их.. в платьицах..
и не важно чьи это лагеря кто их создал.. красные или белые..или зелёные.. . Это бесчеловечно ... это нелюди..
Я жила на севере Тюменской области, в ХМАО. Работала в проектном институте. И там переплетчицей проектов работала женщина с татуировкой на руке... Из Освенцима...
Как выжила - говорит сама не понимаю... Была ребенком... Но по ее словам каждый день помнит..
Немного рассказывала...
Волосы шевелились....
Пожалуйста ссылки на документы и очевидцев,где ,в каких лагерях у "красных" топили младенцев?
И зачем у солдата на руках ребенок?Никак понёс топить,а сослуживцы пока ,наверное, ведро пошли искать?
Я невнимательно прочитала что ли ?
Вроде не написано , что в лагерях у "красных " топили младенцев .
Из контекста следует,здесь тех и тех уравняли,если ,действительно, непонятно.
Девочки , поделитесь номером тел Миши , не могу найти где сохранила .
Не уравняли .
Рассказ душу рвёт , я его читала тоже раньше .
А Люда не про конкретно этот рассказ написала , а вообще о лагерях .
Какие исчадия вообще эти лагеря придумали ....
Я не могу смотреть фильмы о войне . Совсем не могу .
Меня прямо трясёт и долго .
Раньше как-то смотрела , а вот последние несколько лет не могу . Особенно документальные .
Как ....как люди всё это выносили ...
Нет,уравняли как раз.
А "вообще",когда говорится,а не конкретно,то это демагогия.
Кто придумал?Придумали австро-венгры,во время 1 мировой войны.
Первый лагерь смерти в истории-Талергоф,был создан специально для геноцида именно русского населения Западной Украины,которая в то время входила в состав Австро-Венгерской империи.
Почитайте,если интересно,тоже волосы дыбом встанут.