Козы, мои козы. Страница 7 из 42

Мать Василия была среднего роста, ладненькая, как любили говорить на селе, но по-деревенски крепкая. На круглом лице, со слегка выступающими скулами, выделялись карие глаза. Они, казалось, всегда улыбались. Лицо обрамляли волнистые темно-русые волосы, переходящие на висках в мелкие кудряшки. В семнадцать лет ее выдали замуж за высокого, сильного и красивого парня по имени Александр. Решение родителей о женитьбе совпало с желанием молодых. Жили они в согласии. Через год у них родилась дочь Мотя, потом еще три сына. Василий был средним. К тому времени Александр с Евдокией жили своим домом.
Стоял конец августа. Хлеб сжали и обмолотили. Васильку нравилось, когда молотили хлеб. Посреди чисто выметенного двора по кругу складывали развязанные снопы колосьями к центру. Затем молотили - били по колосьям цепами, выбивая из них зерна. Потом солому отдавали на растерзание курам, а зерно собирали и веяли на ветру.
После того, как куры выберут оставшееся зерно, солому складывали в копны и потом топили ею печь. Василий любил, когда мать заводила тесто на пирожки. Тогда он толок в ступке мак и к обеду на столе стояли румяные ароматные пирожки с маком и сухофруктами. Дома было тепло и уютно.
Александр с Евдокией были «рукастыми» и все у них спорилось. В этом году уродили и пшеница и овес. От молодой кобылицы ждали жеребенка и для них поставили новый сарай. Дети босыми ногами месили глину, перемешанную с соломой и коровяком. Евдокия обмазывала сарай, весело переговариваясь с мужем и детьми. Разогревшись, она сняла душегрейку и осталась в легкой блузке и юбке. Наутро мать не встала. Отец сам подоил корову, управился со скотиной, растопил печь. Казалось, все было сделано, но что-то было не так. Не было ласковых рук мамы, не было ее веселых глаз. И много чего еще не было. Она лежала на полатях, прикрыв глаза. На лбу бисером блестели капельки
пота. Отец поглаживал ее волосы, поил отваром из трав и что-то ласково ей говорил. Через неделю Евдокии не стало.
Евдокия и Александр жили без ссор, но и особенной привязанности на людях не проявляли. И только когда не стало Евдокии, проявилась вся сила их любви. На людях
Александр держался, но когда его не могли видеть, он совершенно менялся. Этот большой и сильный мужчина, становился как будто ниже ростом, сгорбившись, молча подолгу сидел в темной комнате, устремив взгляд в одну точку. Василек несколько раз видел, как отец заходил в сарай, который обмазывала Евдокия незадолго до смерти, и подолгу гладил следы ее пальцев на глине.
Снова наступила осень. Василек пошел в первый класс. Но как говорят в народе: «Пришла Беда - отворяй ворота». Ходить в школу ему довелось всего два дня. Неожиданно, без видимой причины, умер отец. На селе говорили:- «От тоски».

Теперь они жили вчетвером. Моте шел пятнадцатый год. Дом держался на этой еще неокрепшей девочке.
Скотины во дворе заметно поубавилось. Косить сено, ухаживать за коровой и лошадьми, детям было не по силам. Корову и лошадей забрал старший брат отца Охрим, а дети каждое утро бегали к нему за крынкой молока. Родня помогала детям, как могла: кто одежкой, кто обувкой, сеяли и убирали хлеб.
Наступила осень двадцатого года. На селе было неспокойно. У колодца бабы о чем-то тихо переговаривались. Мужики ходили хмурые, молчаливые. Как-то ночью пришел дядька Охрим.
- Вставайте, потом доспите. Утром излишки изымать будут.
- Какие лишки?- не понял Колька.
- Дядя Охрим, а что у нас излишки? Хлеба:- на семена, да до новины бы дотянуть,- поддержала брата Мотя.
- Все одно лучше припрятать. Да и кабанчиков у вас два. Того, что побольше, нужно зарезать. Ты, Мотря, насыпь в торбочку муки, а то на все село кабанчика слышно будет. Да посуду приготовь.
Все быстро оделись, готовые исполнять распоряжения Охрима.
- Васыль, ты бери лампу, посветишь, а ты, Мишка, бери торбочку. Как только я его поддерну, ты сразу накинь ему на морду торбу. Да гляди не запоздай, а то шуму наделаем.
Охрим и ребята пошли в сарай. Учуяв людей, поросята сразу поднялись и захрюкали.
- Мишка, они тебя признают, отгони малого в пустой сарай. А то он тоже орать будет.
Мишка быстро перегнал кабанчика в другой загон. Охрим вытащил из-за голенища длинный нож. Подошел к кабанчику, почесал его за ухом, потом ловко поддернул его за переднюю левую ногу и всадил нож точно в сердце. В тот момент, когда раненое животное сильно втянуло воздух для предсмертного крика, Мишка набросил ему прямо на открытый рот торбу с мукой. Животное только всхлипнуло и больше не издало ни звука. Охрим привычно разделал тушу. Смолить кабана в сарае было опасно:- могла заняться огнем подстилка, поэтому шкуру сняли и отдали собакам. Крови тоже почти не было. Ее собрали в приготовленную посуду. Мясо пересыпали солью и сложили в бочку, сверху уложили сало. Бочку закопали в новом сарае, присыпали соломой.
- Добре, что тут сухо. Мясо не попортится,- пояснил Охрим.
Там же закопали несколько мешков с зерном. Ушёл дядя Охрим под утро.
С рассветом в селе появились люди в кожанках. В сопровождении красноармейцев они заходили в каждый двор. Было это излишками или нет, но из каждого двора тащили мешки и грузили на подводы. Вслед им неслись причитания и плачь. Пришли за излишками и в сиротский дом. Посмотрели в погребе, на чердаке, в сарае потыкали штыками в солому.
- Тут ничего нет,- произнес красноармеец, проверявший штыком солому.
- Там нет, зато здесь есть,- довольно ухмыльнулся верзила в кожанке, тащивший из амбара мешок.
- Да им хоть бы самим хватило, - возразил красноармеец.
- Хватит! У них вон картошка есть, буряки. Проживут.
- Так ведь они сироты,- стоял на своём красноармеец.
- Слушай, защитник, а рабочие, что есть будут? Ты решение Советской власти знаешь? Вот и выполняй! Эти на земле живут. Не передохнут!- зло отчитывал представитель власти. Красноармейцы, стараясь не встречаться глазами с детьми, стали выносить мешки с зерном. К вечеру тяжело гружёные повозки потянулись к станции.

Весна уже заявляла о своих правах. Ярче светило солнце. Сугробы посерели и стали заметно ниже. Перепрыгивая с ветки на ветку, весело чирикали воробьи: жив, жив, как бы возвещая всем, что зиму пережили и теперь будем живы.
Мотя закончила стирку, сложила в таз бельё и отправилась на пруд его полоскать.
Пруд находился за садом. Идя по узкой тропке, Мотя представляла, как вечером пойдёт на посиделки. Как встретится взглядом с весёлым парнем, как вспыхнут румянцем её щёки, и забьётся, словно у пойманной птички, её сердце. Она вся была в ожидании чего-то прекрасного, томящего всю её. Мотя переложила бельё на лёд и привычно начала выполаскивать его в проруби. Закончив работу, она направилась к дому. У берега лёд неожиданно проломился, и Мотя оказалась в воде. Руки скользили по льду, она ни за что не могла ухватиться. Людей поблизости не было, и ей никто не мог помочь. Мотя довольно сильно замерзла, когда ей всё же удалось выбраться на берег. Подхватив таз, она побежала домой. Прометавшись несколько дней в жару, Мотя поднялась. Но с той поры её постоянно мучил кашель, и она «таяла» на глазах. В мае её не стало.
Мишка и Васыль решили идти в Харьков, а младший, Колька, остался у дядьки Охрима.

Близился полдень. Колонна поравнялась с одиноко стоявшим хутором. На траве перед хатой играл мальчик лет трёх. Мать быстро подхватила малыша и скрылась с ним в сенях. Глядя на мать с ребёнком, перед глазами Василия встала другая картина.
Их взвод быстрым маршем направлялся к реке. Нужно было восстановить разбомбленную переправу. И хоть река была не большая, но глубокая и вброд её не перейти. Навстречу нескончаемым потоком шли беженцы. Ближе к реке поток беженцев иссяк и только по обеим сторонам дороги лежали тела убитых, валялись разбросанные вещи. На обочине лежала молодая женщина. Широко открытые глаза смотрели в небо. Блузка была распахнута и на белой груди, как разбросанные ягоды калины, краснели капли крови. По женщине ползал ребёнок, которому ещё не было и года. Скорее всего, женщина его кормила грудью, когда налетели самолёты. Ребенок не плакал, он был рядом с мамой и ещё не мог понять, что она его уже не может ни приласкать, ни защитить, ни накормить. Он пальчиками собирал запёкшиеся капельки крови и клал себе в рот. Солдаты ничем не могли ему помочь - они шли на запад, у них приказ. Им нужно его выполнить, они должны обеспечить переправу для отступающих, раненых, беженцев. И каждый из них утешал себя тем, что теперь беда и боль стали общими и кто-нибудь из беженцев не пройдёт мимо.

День был на исходе, а места ночёвки всё ещё не было видно. Наконец показалось какое-то село. Как позже стало известно, это была Купянка (так называл отец). Пленных снова загнали за колючку. На этом «забота» о пленных закончилась. Утром местным жителям разрешили проносить пленным воду. Измученные жаждой и голодом люди были рады и этому. К Василию приближалась девочка-подросток. Наблюдая за ней, он заметил как она из-под платьица доставала сухарик, а из другого ведра яблоко и вместе с кружкой воды подавала это очередному счастливцу. Получил такой гостинец и Василий. Эта девочка, по сути, ребёнок, не один раз ещё, рискуя жизнью, проходила мимо охраны, показывая им ведро с водой и загораживая собой ведро с яблоками.
Потом будут долгие месяцы плена, освобождение. Победу Василий встретит в Германии. После войны будут ещё сорок мирных лет. Василий многое повидал в своей нелёгкой жизни, но, рассказывая о войне, он всегда вспоминал тот сухарик, который помог ему тогда выжить. Он до последнего своего дня помнил ту девочку.

Я опубликовала рассказ. Ждала критики, комментариев.... Увы! Их нет. А хотелось бы учесть их при написании других рассказов.

Девочки, спасибо за поддержку. Может, ещё что-нибудь напишу.

Дина, буду рада.

Если долго мучиться, что-нибудь получится. Вот такие клетки я нагородила. Они с разными кормушками.

По моему с фигурными, но не на много. Ещё понаблюдаю.

Продолжаю знакомить с моими постройками. Вид изнутри. Справа клетки для коз. В конце справа отгорожено место для доения. Пока использую как рабочее место строителя. И на последнем фото слева 4 клетки для козлов. Видно только две.

Пока не решен вопрос с вентиляцией, спасаюсь осушителем воздуха. За ночь собирает литра 4 воды. Чем выше температура, тем лучше работает осушитель.

Коробку делать нанимала людей. Сделали так, что пришлось переделывать фундамент и стены чуть не развалились. Так что стОит мне коробка в два раза дороже. Потолок, двери, клетки, кормушки, полы ит.д. делаю сама. Жалко когда за мои деньги портят мой материал. Да и деньги уже выцедили. Теперь буду копить и потихоньку достраивать. А самой делать не надо. Быстро привыкают.

Тазики это не кормушки. Это поилки. Вода в свободном доступе круглосуточно. Болтушки я не делаю. Ведь коза не свинья. Если клетка на одного, как у козликов, то меняю тазики. С водой убираю, а с зерносмесью ставлю. Потом восстанавливаю. В клетках на одно животное кормушка сделана в углу. А где групповое содержание кормушки уже показала выше.

Да, это тепловентилятор. Включаю один ТЭН из двух. Это даёт возможность не накапливаться инею на двери. Температура 9-11 градусав. Иногда опускается до 6. А в Приневском козы зимой не гуляют?

У меня показывает температуру осушительвоздуха. Он стоит на полу. Если вверху 10 радусав, то внизу будет градусов 7. Это нормально.