Как печальна привычка, откладывать жизнь на потом…
Мы живём, обходя стороной недомолвки, проблемы,
Друг от друга скрываясь за матовым пыльным стеклом…
Что же с нами случилось? И те, настоящие, где мы?
Улыбаясь знакомым при встрече, твердим: "Всё о'кей!"
Ни за что, не признавшись, как скользко на сердце и сыро.
Расстаёмся с друзьями, внушая себе: "Не жалей",
Заполняя их место, заводим знакомства пунктиром.
Обижаем любимых и преданных: "А, подождут..."
Но не все дожидаются, жизни законы упрямы!
Мы бинтуем то место, где надо накладывать жгут,
Чтоб полжизни вопрос задавать: "Почему ноют шрамы?"
Удивляемся: "Что-то упущено, где-то не так",
Игнорируя помощь от гордости или испуга?
Мы мечтаем о ком-то, навстречу не делая шаг,
Молча грабли свои собираем в забегах по кругу.
Не прощаясь, уходим, себя обманув раньше всех,
Чтобы выть одиноко больными ночами.
Как щемит под ребром!.. Нелегко имитировать смех...
Где же мы, настоящие? Что ж случилось со всеми нами?...
Научи меня жрать, ни фига не толстея,
да не просто салат из корней сельдерея -
а ватрушки, торты, шашлыки и сосиски
(они, кстати, неплохо под водку и виски),
научи меня жрать, оставаяся стройной,
грациозной, изящной и томно-спокойной,
научи меня жрать хоть в полпервого ночи
без последствий для талии, попы и прочих...
Научи меня жрать, ты ж умеешь, я знаю,
и от зависти я ну вот прямо сгораю,
поверни-ка сюда свою наглую харю,
научи меня жрать так, ленивый котяра...
Буквально на днях прочитал в Интернете
Полезный совет о французской диете:
Секс ранним утром и вечером секс,
А в перерыве - кофе и кекс...
Если и так вы не сбросите вес,
Из рациона вычеркнуть кекс...
Если и так похудеть не смогли вы,
Вычеркнуть кофе и перерывы.
Взгляда не обронила,
Вышла — не оглянулась…
— Господи, что это было?
— Юность.
Вспыхнуло, ослепило,
Чтоб через миг умчаться…
— Господи, что это было?
— Счастье.
Выцвела, истончилась
Лета лёгкая просинь…
— Господи, что это было?
— Осень.
Тихо тепло дарила,
Тихо светилась рядом…
— Господи, что это было?
— Радость.
Небо во мгле скрылось,
Время сошло с круга…
— Господи, что это было?
— Вьюга.
Что-то разъединило
Звенья одной цепи…
— Господи, что это было?
— Всё уже было. Спи…
Александр Жданов
БАЛЛАДА О ДВОРЦЕ
Ищет общественность, ищет полиция,
Ищет столица и ищет провинция,
Ищут давно – не находят пока
Дворцевладельца из Геленджика.
Дима и Игорь, и Дима другой
В этот дворец не ступали ногой.
Может, Алина?.. Да нет. И она
Тоже не знает о нём ни хрена.
Так же уходят в глухую отказку
Греф, Ротенберг, Вексельберг, Дерипаска,
Маршал, священник, известный певец…
Мало ли чей этот самый дворец?
Может крестьянин растил огурец
И заработал себе на дворец.
Вдруг инженер в неказистом пальто
Выиграл этот дворец в спорт-лото.
Или росгвардии скромный боец,
Или в космической области спец,
Или способный ай-тишик юнец –
Каждый способен построить дворец.
Ищет общественность, ищет полиция,
Ищет столица и ищет провинция…
И холодок ощущая в паху,
Даже спросили на самом верху.
- Да у меня, - информирует Вова –
Только полуторка есть в Бирюлёво,
Дача в шесть соток и старая «Лада».
Что до дворца - мне такого не надо.
Я всех на свете честней и скромней.
В случае крайнем – готов в Мавзолей.
Этот достойный ответ, господа,
Надо в граните отлить навсегда.
Так же добавлю, что вместо гвоздей
Ёршики б делать из этих людей.
Сергей Плотов
Когда Ийсус придет в Россию
пенять народу за грехи,
за жлобство, за педарастию,
за то что к истине глухи.
Его я встречу на вокзале
и как заеду кулаком,
а чтоб менты не повязали
переоденусь казаком.
А. Елин
Пьёшь ты души невиданный
Нектар золотой, берёзовый,
Счастьем моим испытанный,
Горем моим изношенный.
Я тебя согреваю стихами,
Ими тебя заколдовываю,
С ними тебя очарую,
Ими тебя расцеловываю.
***
Асимметрия с нами случилась,
Асимметрия в дом наш явилась,
Ты кусаешь меня безумно,
Сердце каменное неразумно.
Разожми свою челюсть клыкастую,
Безоружная я, безопасная.
Буду я покорно, услужливо
Твоё сердце из камня выуживать.
***
Меня волнуют твои руки,
в них запутаться хочу.
Но нестерпима боль разлуки,
впивается в мечту мою.
Сверлит любовь мою шальную
твоя путёвка в никуда.
Забыть мечту, забыть родную
мне не удастся никогда.
Не разлучит нас жалкий опыт, испепеляющий ум.
Теперь ты – мой, я– твой наркотик. Обречены.
***
«Серым-серым»
Серым-серым стало небо,
Серый воздух из пакета,
На пакете надпись «сыр».
Серой плесенью томим.
Ну а серая страна
Серой плесенью полна.
Сверху плесень посочнее,
Снизу голая она.
Серым-серым напишу
На заборе я ему:
«Отчего, скажи, в аду
Плесень чествует страну?»
За красоту души и чувство красоты
Я благодарна, Боже!
За то, что мне всего дороже!
За то, что я умею целовать Дыхание гармонии в природе.
Благодарю тебя за всё — За интуицию, богатую сознаньем, За голубые янтари
На берегу моих мечтаний.
За запах тмина на полях,
За гениальные картины,
Разосланные по стенам
Моей чарующей квартиры.
За то, что у меня есть друг,
Тот друг, что мне всего дороже,
Тот друг, с которым можно,
Боже, Стихами говорить…
Мне снится твоё дыхание
И запах твой летне-утренний.
Когда твоё тело горячее
Поутру меня баюкает.
Мне снятся шершавые волосы,
Миндальные, на подушечке.
Твои веснушки в голосе,
В припеве босом, в полушуточке
***
Пусть богатые будут богаче,
Пусть разумнее будет удача.
Я болею за золото мира.
Знаю: да, велико и красиво.
Пусть богатые будут учтивы,
Пусть отзывчивы будут, красивы
***
Целуй меня в губы, балуй,
Ты словно снег запоздалый…
Как маленькая шоколадка,
В объятьях твоих украдкой
Я таю, я погибаю,
В желанье твоём закипаю...
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней вестницей
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет Вас в светлый рай.
Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьет поклон
И метет бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
Александр Вертинский. 1916 г.
Где Вы теперь? Кто Вам целует пальцы?
Куда ушел Ваш китайчонок Ли?..
Вы, кажется, потом любили португальца,
А может быть, с малайцем Вы ушли.
В последний раз я видел Вас так близко.
В пролеты улиц Вас умчал авто.
И снится мне — в притонах Сан-Франциско
Лиловый негр Вам подает манто.
Александр Вертинский. 1916 г.
Ах, где же Вы, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный, как дитя, как песенка без слов?
Такой беспомощный, как дикий одуванчик,
Такой изысканный, изящный и простой,
Как пуст без Вас мой старый балаганчик,
Как бледен Ваш Пьеро, как плачет он порой!
Куда же Вы ушли, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный, как дитя, как песенка без слов?..
Александр Вертинский
Стихи посвящены Вере Холодной ,умершей от "испанки" 17 февраля 1919г
Грош у новейших господ
Выше стыда и закона;
Нынче тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.
Бредит Америкой Русь,
К ней тяготея сердечно...
Шуйско-Ивановский гусь -
Американец?.. Конечно!
Что ни попало - тащат,
"Наш идеал,- говорят,-
Заатлантический брат:
Бог его - тоже ведь доллар!.."
Правда! но разница в том:
Бог его - доллар, добытый трудом,
А не украденный доллар!
Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг —
один
и враг —
один…
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей —
жила.
Человеку надо мало:
после грома —
тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь —
одну.
И смерть —
одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
И —
межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности, —
немного.
Это, в общем-то,
— пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку
мало
надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.
1973 г.
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди...
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу, и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.
Среди реклам и досок объявлений, среди танцев и музыки ты не можешь понять, что так мешает насладиться.
Сбылось все, о чем мечтал, но мешает собственная жизнь.
Спотыкаешься и чертыхаешься. Эх, если б не жизнь! Если б не мерзкое ощущение, что все хорошо, но жить не надо, как было бы весело и интересно!
Что же такое происходит с нашими людьми. Что же они так дружно собираются на митинги и, страстно перебивая друг друга, кричат:
— Не хотим хорошо жить! Никто не заставит нас хорошо жить! Не подсовывайте нам собственность! Хотим жить без имущества и работать без зарплаты! Пусть за всю жизнь мы накопили шестнадцать рублей и детям ничего не завещаем, кроме рецептов, мы отстаиваем свой гибельный путь и рвем каждого, кто хочет вытащить нас из капкана!
— Не трожь! — И лижем стальные прутья. — Не подходи, не лечи! Оставь как было! Нам нравится как было, когда ничего не было, ибо что-то было. Нас куда-то вели. Мы помним. Мы были в форме. Мы входили в другие страны. Нас боялись. Мы помним. Нас кто-то кормил. Не досыта, но как раз, чтоб мы входили в другие страны. Мы помним. Нас кто-то одевал. Зябко, но как раз, чтоб нас боялись. Наши бабы в желтых жилетах таскали опоки, мы у мартена в черных очках... Помним и никому не дадим забыть.
Умных, образованных, очкастых — вон из страны, со смаком, одного за другим. Пока все не станут одинаковыми взъерошенными, подозрительными. При виде врача — оскал желтых зубов: «Не трожь!»
Подыхаем в тряпье на нарах: «Не трожь!» — и последний пар изо рта.
Копаемся в помоях, проклиная друг друга: «Как лечат, суки! Как строят, гады! Как кормят, падлы!»
Один толчок земли — и нету наших городов.
А не трожь!
Наш способ!
Всего жалко, кроме жизни. Наш способ!
Посреди забора схватил инфаркт. Не докрасил. Наш способ!
Лопата дороже! Держи зубами провода!
Все дороже жизни.
И приучили себя. Умираем, но не отдаем. Ни цепь, ни миску, ни государственную собачью будку!
Это наш путь! И мы на нем лежим, рыча и завывая, в стороне от всего человечества.
Невероятно сильное и глубокое стихотворение Роберта Рождественского.
Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну -
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное -
в море брошусь,
густое,
зловещее,
и спасу тебя!..
Это будет сердцем велено мне,
сердцем
велено...
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!
Ты сама
готова спасти других
от уныния тяжкого,
ты сама не боишься
ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла
не накопишь
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.
Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь...
Мне с тобою -
такой уверенной -
трудно
очень.
Хоть нарочно,
хоть на мгновенье -
я прошу,
робея, -
помоги мне
в себя поверить,
стань
слабее.
Она не была в Эмиратах,
Не видела Рим никогда
И вряд ли увидит когда-то:
Ей не с кем оставить кота.
Ей снится порой на рассвете
Родной её город - Чита.
Она и туда не поедет:
Ей не с кем оставить кота.
А боль, словно острая спица,
Засела в районе хребта...
Но как она ляжет в больницу?
Ей не с кем оставить кота.
Ей скоро уже девяносто -
Она доживет и до ста.
Секрет долголетья? Всё просто:
Ей не с кем оставить кота.
Как печальна привычка, откладывать жизнь на потом…
Мы живём, обходя стороной недомолвки, проблемы,
Друг от друга скрываясь за матовым пыльным стеклом…
Что же с нами случилось? И те, настоящие, где мы?
Улыбаясь знакомым при встрече, твердим: "Всё о'кей!"
Ни за что, не признавшись, как скользко на сердце и сыро.
Расстаёмся с друзьями, внушая себе: "Не жалей",
Заполняя их место, заводим знакомства пунктиром.
Обижаем любимых и преданных: "А, подождут..."
Но не все дожидаются, жизни законы упрямы!
Мы бинтуем то место, где надо накладывать жгут,
Чтоб полжизни вопрос задавать: "Почему ноют шрамы?"
Удивляемся: "Что-то упущено, где-то не так",
Игнорируя помощь от гордости или испуга?
Мы мечтаем о ком-то, навстречу не делая шаг,
Молча грабли свои собираем в забегах по кругу.
Не прощаясь, уходим, себя обманув раньше всех,
Чтобы выть одиноко больными ночами.
Как щемит под ребром!.. Нелегко имитировать смех...
Где же мы, настоящие? Что ж случилось со всеми нами?...
Научи меня жрать, ни фига не толстея,
да не просто салат из корней сельдерея -
а ватрушки, торты, шашлыки и сосиски
(они, кстати, неплохо под водку и виски),
научи меня жрать, оставаяся стройной,
грациозной, изящной и томно-спокойной,
научи меня жрать хоть в полпервого ночи
без последствий для талии, попы и прочих...
Научи меня жрать, ты ж умеешь, я знаю,
и от зависти я ну вот прямо сгораю,
поверни-ка сюда свою наглую харю,
научи меня жрать так, ленивый котяра...
В Норильске замёрзли все птицы,
В Сургуте сто градусов минус.
Прохожие спрятали лица,
Не греют ни водка, ни примус.
В сосульках и сосны, и ели,
Метели четвёртые сутки,
Детишки примёрзли к качелям,
Гаишник примёрз к своей будке.
Сквозь айсбергов белые стены,
Живучие, как баобабы
Идут по пурге в лабутенах
Суровые русские бабы.
У них кружевные бикини,
Накрашены пухлые губы,
И дым выпускают над ними
В Челябинске мёрзлые трубы.
Трещат от морозов осины,
И двери замёрзли у зданья,
Но бабы шагают красиво
В балетках по льду на свиданья.
Лёд выдохом топят и вздохом,
В колготках, в чулках и сандалях,
Им зимы сибирские по хер,
Они из бетона и стали!
Здесь насмерть замерзнут арабы,
Французы, китайцы, монголы,
Останется русская баба,
Ей снег и мороз по приколу!
Сквозь бури, снега и ухабы
Проложат надежные тропы
Суровые русские бабы
В лосинах на голую жопу!
И если закончатся бомбы,
То мы по приказу Генштаба,
Оружие сложим в окопы
И выпустим русскую бабу.
Враги разбегутся, как жабы,
И вскоре к той мысли привыкнут,
Что круче всех русская баба
В трусах от "Виктория Сикрет".
© Гутин Александр
Буквально на днях прочитал в Интернете
Полезный совет о французской диете:
Секс ранним утром и вечером секс,
А в перерыве - кофе и кекс...
Если и так вы не сбросите вес,
Из рациона вычеркнуть кекс...
Если и так похудеть не смогли вы,
Вычеркнуть кофе и перерывы.
Сначала били самых родовитых,
Потом стреляли самых работящих,
Потом ряды бессмысленно убитых
Росли из тысяч самых не молчащих.
Среди последних — всё интеллигенты,
Радетели достоинства и чести,
Негодные в работе инструменты
Для механизма поголовной лести.
В подручных поощряя безталанность,
Выискивала власть себе подобных.
В средневековье шла тоталитарность,
Создав себе империю удобных,
Послушных, незаметных, молчаливых,
Готовых почитать вождём бездарность,
Изображать воистину счастливых,
По праву заслуживших легендарность…
Держава, обессиленная в пытках,
Ещё не знала о потерях сущих,
Не знала, что КОЛИЧЕСТВО убитых
Откликнется ей КАЧЕСТВОМ живущих.
© Игорь Кохановский (На его стихи пели песни К.Шульженко,Л.Зыкина,С.Ротару)
Взгляда не обронила,
Вышла — не оглянулась…
— Господи, что это было?
— Юность.
Вспыхнуло, ослепило,
Чтоб через миг умчаться…
— Господи, что это было?
— Счастье.
Выцвела, истончилась
Лета лёгкая просинь…
— Господи, что это было?
— Осень.
Тихо тепло дарила,
Тихо светилась рядом…
— Господи, что это было?
— Радость.
Небо во мгле скрылось,
Время сошло с круга…
— Господи, что это было?
— Вьюга.
Что-то разъединило
Звенья одной цепи…
— Господи, что это было?
— Всё уже было. Спи…
Александр Жданов
БАЛЛАДА О ДВОРЦЕ
Ищет общественность, ищет полиция,
Ищет столица и ищет провинция,
Ищут давно – не находят пока
Дворцевладельца из Геленджика.
Дима и Игорь, и Дима другой
В этот дворец не ступали ногой.
Может, Алина?.. Да нет. И она
Тоже не знает о нём ни хрена.
Так же уходят в глухую отказку
Греф, Ротенберг, Вексельберг, Дерипаска,
Маршал, священник, известный певец…
Мало ли чей этот самый дворец?
Может крестьянин растил огурец
И заработал себе на дворец.
Вдруг инженер в неказистом пальто
Выиграл этот дворец в спорт-лото.
Или росгвардии скромный боец,
Или в космической области спец,
Или способный ай-тишик юнец –
Каждый способен построить дворец.
Ищет общественность, ищет полиция,
Ищет столица и ищет провинция…
И холодок ощущая в паху,
Даже спросили на самом верху.
- Да у меня, - информирует Вова –
Только полуторка есть в Бирюлёво,
Дача в шесть соток и старая «Лада».
Что до дворца - мне такого не надо.
Я всех на свете честней и скромней.
В случае крайнем – готов в Мавзолей.
Этот достойный ответ, господа,
Надо в граните отлить навсегда.
Так же добавлю, что вместо гвоздей
Ёршики б делать из этих людей.
Сергей Плотов
Русский поэт Аполлон Майков (1821-1897):
Бездарных несколько семей путем богатства и поклонов
владеют родиной моей, стоят превыше всех законов,
стеной стоят вокруг царя, как мопсы жадные и злые
и простодушно говорят: ведь только мы и есть Россия.
1855г.
Когда Ийсус придет в Россию
пенять народу за грехи,
за жлобство, за педарастию,
за то что к истине глухи.
Его я встречу на вокзале
и как заеду кулаком,
а чтоб менты не повязали
переоденусь казаком.
А. Елин
***
Пьёшь ты души невиданный
Нектар золотой, берёзовый,
Счастьем моим испытанный,
Горем моим изношенный.
Я тебя согреваю стихами,
Ими тебя заколдовываю,
С ними тебя очарую,
Ими тебя расцеловываю.
***
Асимметрия с нами случилась,
Асимметрия в дом наш явилась,
Ты кусаешь меня безумно,
Сердце каменное неразумно.
Разожми свою челюсть клыкастую,
Безоружная я, безопасная.
Буду я покорно, услужливо
Твоё сердце из камня выуживать.
***
Меня волнуют твои руки,
в них запутаться хочу.
Но нестерпима боль разлуки,
впивается в мечту мою.
Сверлит любовь мою шальную
твоя путёвка в никуда.
Забыть мечту, забыть родную
мне не удастся никогда.
Не разлучит нас жалкий опыт, испепеляющий ум.
Теперь ты – мой, я– твой наркотик. Обречены.
***
«Серым-серым»
Серым-серым стало небо,
Серый воздух из пакета,
На пакете надпись «сыр».
Серой плесенью томим.
Ну а серая страна
Серой плесенью полна.
Сверху плесень посочнее,
Снизу голая она.
Серым-серым напишу
На заборе я ему:
«Отчего, скажи, в аду
Плесень чествует страну?»
Евгения Васильева
За красоту души и чувство красоты
Я благодарна, Боже!
За то, что мне всего дороже!
За то, что я умею целовать Дыхание гармонии в природе.
Благодарю тебя за всё — За интуицию, богатую сознаньем, За голубые янтари
На берегу моих мечтаний.
За запах тмина на полях,
За гениальные картины,
Разосланные по стенам
Моей чарующей квартиры.
За то, что у меня есть друг,
Тот друг, что мне всего дороже,
Тот друг, с которым можно,
Боже, Стихами говорить…
Мне снится твоё дыхание
И запах твой летне-утренний.
Когда твоё тело горячее
Поутру меня баюкает.
Мне снятся шершавые волосы,
Миндальные, на подушечке.
Твои веснушки в голосе,
В припеве босом, в полушуточке
***
Пусть богатые будут богаче,
Пусть разумнее будет удача.
Я болею за золото мира.
Знаю: да, велико и красиво.
Пусть богатые будут учтивы,
Пусть отзывчивы будут, красивы
***
Целуй меня в губы, балуй,
Ты словно снег запоздалый…
Как маленькая шоколадка,
В объятьях твоих украдкой
Я таю, я погибаю,
В желанье твоём закипаю...
Евгения Васильева
Прости, я не воюю за мужчин.
Хотя порой, возможно, это важно...
Бросаться в бой вслед за мечтой бумажной...
До первой крови биться... До морщин...
«Я не отдам» кричать... Не отдавать.
Терпеть. Вонзать клинки и унижаться...
Сражаться так, как не могла сражаться
Во все века бесчисленная рать
Влюбленных дев. Мне нужен ты один...
И нужен так, как никому не нужен...
Я — воин... В своем сердце и снаружи...
Но только не воюю... за мужчин.
Анна Тукина
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
И когда весенней вестницей
Вы пойдете в синий край,
Сам Господь по белой лестнице
Поведет Вас в светлый рай.
Тихо шепчет дьякон седенький,
За поклоном бьет поклон
И метет бородкой реденькой
Вековую пыль с икон.
Ваши пальцы пахнут ладаном,
А в ресницах спит печаль.
Ничего теперь не надо нам,
Никого теперь не жаль.
Александр Вертинский. 1916 г.
Где Вы теперь? Кто Вам целует пальцы?
Куда ушел Ваш китайчонок Ли?..
Вы, кажется, потом любили португальца,
А может быть, с малайцем Вы ушли.
В последний раз я видел Вас так близко.
В пролеты улиц Вас умчал авто.
И снится мне — в притонах Сан-Франциско
Лиловый негр Вам подает манто.
Александр Вертинский. 1916 г.
Ах, где же Вы, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный, как дитя, как песенка без слов?
Такой беспомощный, как дикий одуванчик,
Такой изысканный, изящный и простой,
Как пуст без Вас мой старый балаганчик,
Как бледен Ваш Пьеро, как плачет он порой!
Куда же Вы ушли, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный, как дитя, как песенка без слов?..
Александр Вертинский
Стихи посвящены Вере Холодной ,умершей от "испанки" 17 февраля 1919г
НЫНЧЕ ТОСКУЕТ ЛИШЬ ТОТ,КТО НЕ УКРАЛ МИЛЛИОНА.
Грош у новейших господ
Выше стыда и закона;
Нынче тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.
Бредит Америкой Русь,
К ней тяготея сердечно...
Шуйско-Ивановский гусь -
Американец?.. Конечно!
Что ни попало - тащат,
"Наш идеал,- говорят,-
Заатлантический брат:
Бог его - тоже ведь доллар!.."
Правда! но разница в том:
Бог его - доллар, добытый трудом,
А не украденный доллар!
© Николай Некрасов. "Современники" (1875 — 1876).
Янка Купала
Хто ты гэткі?
— Свой, тутэйшы.
Чаго хочаш?
— Долі лепшай.
Якой долі?
— Хлеба, солі.
А што болей?
— Зямлі, волі.
Дзе радзіўся?
— Ў сваёй вёсцы.
Дзе хрысціўся?
— Пры дарожцы.
Чым асвенчан?
— Кроўю, потам.
Чым быць хочаш?
— Не быць скотам...
1908
Человеку надо мало…
Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг —
один
и враг —
один…
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей —
жила.
Человеку надо мало:
после грома —
тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь —
одну.
И смерть —
одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
И —
межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности, —
немного.
Это, в общем-то,
— пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку
мало
надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.
1973 г.
Роберт Рождественский
Оставив грохот городской,
Здесь каждый хочет на покой,
И непременно,не в земле,
А самый,минимум—в кремле,.
.
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Хватит с нас этой возни
с реабилитированными...
Вера Панова
Ну, правильно! Хватит с вас этой возни.
Да хватит и с нас, терпеливых,
И ваших плакатов крикливой мазни,
И книжек типически лживых.
Не выручил случай и Бог нас не спас
От мук незаслуженной кары...
А вы безмятежно делили без нас
Квартиры, листаж, гонорары.
Мы слышали ваш благородный смешок...
Амнистии мы не просили.
Мы наших товарищей клали в мешок
И молча под сопки носили.
Задача для вас оказалась легка:
Дождавшись условного знака,
Добить Мандельштама, предать Пильняка
И слопать живьем Пастернака.
Но вам, подписавшим кровавый контракт,
В веках не дано отразиться,
А мы уцелели. Мы живы. Мы факт.
И с нами придется возиться.
Ленинград. 1959
ЕЛЕНА ТАГЕР 1895-1964
.
На улице "ПОТОМ"
Дела, бумаги, вздоры,
Пустые хлопоты, дурные разговоры,
Нервов натянута струна
И водки теплая волна,
А остальное все потом, потом...
Морозный день и солнца блеск,
Искрящийся ледовый треск,
Окунчик с пламенным хвостом
Нет не сейчас; потом, потом...
Скорбящих Рерихов страна,
Любовь без крыши и без дна,
И поцелуй с открытым ртом,
Нет не сейчас, потом, потом...
Жену обнять, детям черкнуть,
Девице милой подморгнуть,
Да, мать обрадовать письмом,
Нет не сейчас, потом, потом...
Лет через десять, через пять,
Подругу, друга отыскать,
Да посидеть за стопарём,
Нет не сейчас, потом, потом...
Бежать, лететь и драться
Рыдать, скорбеть, смеяться,
Любить и целоваться
На улице "ПОТОМ" не можно, Господа!
Та улица ведет на площадь "НИКОГДА"
"Дай руку, деда"
Тот клятый год уж много длился лет,
я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки
и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер,
ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле
туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк,
садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели,
глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди,
но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала
и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади,
я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос:
«Дай руку деда, деда, погоди…»
И я годил, годил, сколь было сил,
а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили,
никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди,
я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля
с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и…»
И я гожу, я все еще гожу,
и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку
в своей измученной руке еще держу.
Леонид Филатов
"Дай руку, деда"
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди...
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу, и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.
Л.Филатов
10.04.2018
Михаил Жванецкий. «Наш способ»
Среди реклам и досок объявлений, среди танцев и музыки ты не можешь понять, что так мешает насладиться.
Сбылось все, о чем мечтал, но мешает собственная жизнь.
Спотыкаешься и чертыхаешься. Эх, если б не жизнь! Если б не мерзкое ощущение, что все хорошо, но жить не надо, как было бы весело и интересно!
Что же такое происходит с нашими людьми. Что же они так дружно собираются на митинги и, страстно перебивая друг друга, кричат:
— Не хотим хорошо жить! Никто не заставит нас хорошо жить! Не подсовывайте нам собственность! Хотим жить без имущества и работать без зарплаты! Пусть за всю жизнь мы накопили шестнадцать рублей и детям ничего не завещаем, кроме рецептов, мы отстаиваем свой гибельный путь и рвем каждого, кто хочет вытащить нас из капкана!
— Не трожь! — И лижем стальные прутья. — Не подходи, не лечи! Оставь как было! Нам нравится как было, когда ничего не было, ибо что-то было. Нас куда-то вели. Мы помним. Мы были в форме. Мы входили в другие страны. Нас боялись. Мы помним. Нас кто-то кормил. Не досыта, но как раз, чтоб мы входили в другие страны. Мы помним. Нас кто-то одевал. Зябко, но как раз, чтоб нас боялись. Наши бабы в желтых жилетах таскали опоки, мы у мартена в черных очках... Помним и никому не дадим забыть.
Умных, образованных, очкастых — вон из страны, со смаком, одного за другим. Пока все не станут одинаковыми взъерошенными, подозрительными. При виде врача — оскал желтых зубов: «Не трожь!»
Подыхаем в тряпье на нарах: «Не трожь!» — и последний пар изо рта.
Копаемся в помоях, проклиная друг друга: «Как лечат, суки! Как строят, гады! Как кормят, падлы!»
Один толчок земли — и нету наших городов.
А не трожь!
Наш способ!
Всего жалко, кроме жизни. Наш способ!
Посреди забора схватил инфаркт. Не докрасил. Наш способ!
Лопата дороже! Держи зубами провода!
Все дороже жизни.
И приучили себя. Умираем, но не отдаем. Ни цепь, ни миску, ни государственную собачью будку!
Это наш путь! И мы на нем лежим, рыча и завывая, в стороне от всего человечества.
90 лет Роберту Рождественскому
Я не хочу быть старой бабкой!
Мне это очень не пойдёт!
Ходить по рынку с сумкой-тачкой,
И раздвигать клюкой народ!
Я не желаю просыпаться
с рассветом раньше петухов!
И постоянно возмущаться,
не помня половины слов.
И не хочу в пуховой шапке
по поликлинике ходить.
По коридору громко шаркать,
рецепты пачками носить.
Мне не к лицу вставные зубы,
очки, местами борода.
И тонкие, как нитки губы,
что в них не держится еда.
Носить коричневую юбку,
платок и старое пальто.
Не понимать простую шутку,
переспросив её раз сто!
Зачем мне треснувшие пятки,
обвисший торс и седина,
Морщины, преющие складки,
Болезнь, ещё и не одна?
Как удержаться от просмотра
программы «Время» перед сном?
Расстроиться из-за чего-то,
и долго не уснуть потом.
Я не хочу быть старой бабкой,
Я буду женщиной в годах.
Здоровой, стильной, элегантной,
На лабутенах и в штанах…
Хочу дожить до старости…
Стать бабушкой с «прикидом»!
И вызывать улыбку
Одним своим лишь видом!
С полями в красной шапочке
И жёлтеньких ботиночках…
И чтоб чулки ажурные
Держались на резиночках!
Хочу серёжки-бабочки,
Очки на пол-лица…
С подружками на лавочке
Трепаться без конца…
В театр на премьеру…
Да чтобы в первый ряд!
Потом в кафе… — ну надо же
Отпраздновать наряд!
Хочу делиться с внуками
О том, что нынче в моде!
Не про здоровье дряблое
Болтать.. Не о погоде…
Закинув ногу на ногу,
Про $екс смотреть кино…
И чтоб никто не думал,
Что бабке всё равно!!!
Хочу стать клёвой бабушкой…
Без палочки шагать…
Пилюли разноцветные
ликёром запивать!!!
Мне б с внуками на танцах
на зависть старичкам,
отплясывать чечёточку,
дав волю каблучкам!
И, свечки задувая,
в рожденья сабантуй,
услышать голос сверху –
«Ты с цифрой не мухлюй!»…
Хочу дожить до старости
и быть в своем уме!!!
И чтоб букетик ландышей
хотелось… По весне…
Лариса Рубальская
Невероятно сильное и глубокое стихотворение Роберта Рождественского.
Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну -
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя,
сонную.
Я решусь на все неизвестное,
на все безрассудное -
в море брошусь,
густое,
зловещее,
и спасу тебя!..
Это будет сердцем велено мне,
сердцем
велено...
Но ведь ты же
сильнее меня,
сильней
и уверенней!
Ты сама
готова спасти других
от уныния тяжкого,
ты сама не боишься
ни свиста пурги,
ни огня хрустящего.
Не заблудишься,
не утонешь,
зла
не накопишь
Не заплачешь
и не застонешь,
если захочешь.
Станешь плавной
и станешь ветреной,
если захочешь...
Мне с тобою -
такой уверенной -
трудно
очень.
Хоть нарочно,
хоть на мгновенье -
я прошу,
робея, -
помоги мне
в себя поверить,
стань
слабее.
1962, Роберт Рождественский
Стишки-депрессяшки:
у меня нет попы
у меня нет тить
я должна работать
чтобы как то жить
©
в камасутре много
интересных поз
жаль у нас с женою
остеохондроз
©
надо же приснится
всякая херня
прямо на работе
среди бела дня
©
ночью не уложишь
утром не поднять
всё ещё ребёнок
маша в сорок пять
©
я себя сегодня
хорошо веду
но наверно поздно
раз уже в аду
©
нос посередине
уши по бокам
что ещё то надо
этим мужикам
©
не влезаю в платье
испытала стресс
прикупила тортик
тортик сука влез
©
улыбнулось солнце
минус сорок три
тихо опадают
с веток снегири
©
улетают утки
в теплые края
а одна не может
жирная как я
©
рухнули надежды
просраны мечты
виноваты оба
ты и снова ты
©
на гоа медузы
белые пески
а на мне рейтузы
тёплые носки
©
я почистил карму
выхожу в астрал
но пришлось вернуться
кот опять насрал
©
ты готовишь вкусно
рыбу борщ азу
но какого хрена
всё в одном тазу
©
только похудеешь
а проклятый нюх
обнаружит запах
свежих печенюх
©
ты как май прекрасна
как дитя светла
но меня смущают
ступа и метла.